|
Владимир Положенцев
Бухта Клеопатры
Типографский работник Веточкин остановился у яркого рекламного щита и поморщился, словно от зубной боли. Полуголая красавица с огромными, просто лошадиными зубами, предлагала ему немедленно обзавестись черной, со шпротным отливом иномаркой. Аким Акимович не выносил рекламы, а от импортной, да еще в центре столицы, его вообще выворачивало наизнанку. Продали Россию. На корню продали. И даже не за понюшку табака, а так, за комариные слезки. Но ничего, правильно говорит старая революционерка из пятой квартиры: "Мы еще посрубаем головы буржуазной гидре и спустим их в унитаз". Типография, в которой трудился Веточкин, печатала газету. Газету самую, что ни на есть буржуазную. И Акиму Акимовичу было за себя стыдно. Два раза он писал заявление об уходе, да подписи своей витиеватой в конце поставить так и не решился. В Н-ском издательстве прошла вся его пролетарская жизнь. А привычка, как известно, хуже гангрены. И потом… боязно. Придут еще, спросят - а чего это ты, Веточкин, из государева издания ушел? Не одобряешь нынешний курс? Смотри, в подвалах Лубянки и для тебя местечко найдется. Веточкин не слышал, чтобы кого-нибудь сажали сегодня в лубянские казематы, но все равно боялся. Оппозиционную прессу он покупал у метро, по дороге домой. У одной и той же печальной бабки с подбитым глазом. Поднимал воротник старенького драпового пальто и, косясь по сторонам, совал в ее потную руку заранее приготовленную купюру. Спрятав заветный листок во внутренний карман, спешил в угловой магазин. Распечатывал на уютной кухоньке своей однокомнатной квартиры пакет ряженки и с мыслями о том, что теперь ряженка не та, что была прежде, погружался в чтение. Его желтые, редкие пряди спадали с высокого лба и щекотали кончик длинного, похожего на морковь носа. Но обстригать волосы Веточкин не желал - он всегда носил такую прическу и видел в этом свою преданность прежним временам. Рекламный стенд с шумом перелистнулся и перед Веточкиным материализовался ковбой в широкой шляпе и сигаретой в руках. Да так быстро и неожиданно, что Аким Акимович отпрянул. - Сгинь, апологет капитализма. Ковбой не проявлял агрессивности, напротив он дружелюбно приглашал Веточкина в «чудесную и сказочную страну». Знаем мы ваши страны. Буржуй на буржуе сидит и буржуем погоняет. Сердце его раздраженно стучало, но где-то под самой аортой, а может и ниже, за левым желудочком, растекалось сладкое теплое пятнышко. Оно разрасталось и вот уже теплом обволокло горло. Веточкин отчетливо почувствовал во рту приятный, кружащий голову привкус клубничной ванили и миндаля. Он полез в боковой карман и вынул пухлый желтый конверт. Не обращая внимания на прохожих, присел на бетонный парапет, надел очки, раскрыл конверт. «Домодедово-Анталия,- сосредоточенно жевал он губами, разглядывая глянцевый авиабилет с синими и красными полосами.- Рейс 5970. Ну, конечно, наверное, фамилию перепутали». Нет, и фамилия значилась на билете его. Правда, латинскими буквами, но так, вроде бы, положено. Веточкин хорошо помнил латиницу, хотя изучал ее еще в те годы, когда по Москве водили пленных немцев. Аким Акимович никогда не был заграницей. И не собирался туда. Но месяц назад начальство решило провести бесплатную лотерею среди сотрудников издательского дома. Наплясались под ельцинскую дудочку, теперь деньги некуда девать, ворчал Веточкин, лучше бы в детский дом перевели - беспризорников в стране больше, чем в Буркина-Фасо. Но ручку в белый, с розовым бантиком мешочек все же опустил. В советские времена он увлекался лотерейными билетиками по тридцать копеек, но больше рубля ни разу не выигрывал, а тут выпало…Целая Турция на две недели! Да еще пятьсот долларов на карманные расходы. Не нужен нам берег турецкий, поначалу решил Веточкин и поинтересовался - а нельзя ли все взять выигрыш деньгами? Можно, мило ответили ему, но в конце года заплатите налог с общей суммы. Сейчас подсчитаем, сколько это будет… - Не надо!- испугался Веточкин. Он страшно боялся бухгалтерии, потому что ничего в ней не понимал. - Чего ломаешься, Акимыч, как конь на переправе!- подтолкнул его в плечо журналист Костя Суматохин.- В турецких отелях горючее круглые сутки бесплатно. За две недели звериный облик потеряешь. - Сам ты…лошадь с конским рылом,- обиделся Веточкин. Человеком он был пугливым и робким, но только до тех пор, пока его не задевали за живое. Природа действительно изобразила его физиономию спустя рукава. При этом совсем позабыла использовать яркие краски. Аким Акимович спрятал авиабилет обратно в конверт, принялся разглядывать другую бумажку, синенькую. На работе ему объяснили, что это ваучер. Трансфер-гостиница-трансфер. - Ваучер,- кусал губы Веточкин,- фантик для дурачков.- Ему показалось, что на щите вместо ковбоя расплылся рыжий лик Чубайса и ехидно ему подмигнул.- Пошел вон!- крикнул сотрудник типографии, не оборачиваясь. - Я тебе сейчас пойду. На тротуаре стоял высокий, но худосочный милиционер в фуражке на затылке и поигрывал дубинкой. Он напоминал подосиновик. - Это я не вам…- испуганно заморгал Аким Акимович,- Чубайсу, то есть ковбою. - Понятно,- кивнул блюститель порядка и вразвалочку приблизился к Веточкину. Оценил взглядом его внешность, кажется, остался доволен.- Паспорт предъявите. В желтом конверте находился и новенький заграничный паспорт, выданный Веточкину вместе проездными документами. Между паспортными страницами лежали пятьсот долларов. Не раздумывая, Аким Акимович протянул городскому стражу конверт. Тот уверенно пошелестел внутри пальцами, вынул красную книжицу с двуглавым орлом. Под шапкой подосиновика появилась широкая улыбка. - Заграничный паспорт не является удостоверением личности,- поднял он фуражку дубинкой еще выше.- Общегражданский давайте. Нет? Тогда пройдемте. -У меня самолет утром,- взмолился Веточкин. -Самолет?- как бы удивился милиционер.- Что ж, существенный аргумент, как говорится. В таком случае, не смею задерживать. Подосиновик вежливо протянул ему желтый конверт, козырнул и двинулся в сторону Сухаревки. Веточкин был до крайности удивлен поведением сержанта. То «пройдемте», то «не смею задерживать». Только дома он все понял - из паспорта на стол выпали лишь триста долларов. Ювелирная работа, вздохнул Аким Акимович, нашей милиции только в цирке выступать. И вдруг загрустил, до боли в скулах, до судорог в конечностях. Жалко, разумеется, украденных денег, но не в том дело - в пропасть Россия катится, раз даже блюстители порядка в жуликов превратились. На дно глубокого, каменистого каньона, на вроде того, что он видел на рекламном плакате, за спиной ковбоя. Но была у Веточкина одна удивительная черта характера. Он за минуту забывал все плохое. Словно тумблер срабатывал где-то внутри. «Потому с тобой и живу,- говаривала жена, - дурак, а незлобивый. Мечта любой бабы». Тем не менее, уже выйдя на пенсию, она отыскала себе умного и поселилась с ним на Рублевке. Только женщины способны с легкостью предавать свои идеалы. Мужики уходят к другим, потому что им, как детям, вовремя не дают то, чего они просят. Разложив перед собой оставшиеся после знакомства с милиционером доллары, туристические бумажки, Аким Акимович подпер руками подбородок. Самолет в 6.15. Нужно ехать в аэропорт или прямо сейчас и куковать там всю ночь, или заказывать такси. Наверное, не меньше тысячи возьмут. Веточкин покряхтел, посопел и встряхнул длинными прядями - а, мать честная, один раз живем! Пусть будет все прилично, красиво. Узнал по справочной номер вызова такси и заказал машину на три часа утра. Турция… Конечно, лучше было бы съездить в родные Сочи. Но это же заграница! Как и все советские люди Веточкин испытывал от слова «заграница» благоговейный трепет, хотя и пытался убедить себя в обратном. «Волга» со светящимся ирокезом на крыше, стояла возле телефонной будки. Веточкин проверил номер. Тот самый. Шофера за рулем не было. Поставил сумку, взглянул на часы. Ему показалось, что минутная стрелка бежит по циферблату со скоростью секундной. Где же этот… товарищ? Минут через десять догадался заглянуть в салон. На заднем сиденье лежало тело и дергало ногой. Пошкрябал пальчиками по стеклу. Потом постучал костяшками. - Товарищ шофер, мне на аэродром пора. Ноль эмоций. Заметил, что окно со стороны водительского места приоткрыто. Взял и надавил на клаксон. Гудок пронесся по ночной улице, словно сигнал боевой трубы. Водила выскочил из Волги с зажатой в руке монтировкой. Видимо, он с ней и спал. - Сейчас как полынь косой уложу!- заорал он. Наконец, разобравшись, в чем дело, он пригласил клиента сесть в автомобиль. -Сонная болезнь на меня напала,- жаловался таксист.- Днем и ночью сплю. Не знаю в чем дело. Над пепельницей висела табличка - Криворуков К.В. Плетки на тебя нет, Криворуков, подумал Аким Акимович, сдаешь, поди, выручку хозяину и ладно. Вот в советские времена… Веточкин не додумал, что было бы с этим соней в советские времена, потому что тот собрался поворачивать на маленькой дорожке налево, под кирпич. Так, конечно, короче до кольцевой дороги, но ведь запрещено! - Знаю,- хмыкнул водила,- проскочим, я гаишников носом чую. Через двадцать метров на дороге вырос милиционер, жестом приказал остановиться. Водила надавил на тормоз и вместо того чтобы выйти из машины, плотно закрыл окошко. - Это не гаишники, простые менты. Милиционер постучал по стеклу. - Чего надо? - Правила нарушаете. - Не имеют права штрафовать,- пояснил он к Веточкину,- не их епархия. - Я в аэропорт опаздываю,- заерзал типографский работник на сиденье. - Хотя, могут ДПС вызвать. Пока приедут…А, ладно. Распахнул дверь, с наглой улыбкой выбрался наружу, скрылся с милиционером за припаркованными вдоль дороги машинами. Быстро вернулся. - Сто рублей нужно, а я у меня мелких нет. Дайте взаймы, в Домодедове рассчитаемся. Веточкин с ужасом вспомнил, что забыл взять российские деньги. Приготовил на подоконнике и забыл. В конверте была лишь американская валюта. - У меня доллары. - Давайте. Прошло еще минут пять. Шофер взгромоздился на свое место, включил зажигание. - Соловьи-разбойники. Никакой управы на них нет. Ну, теперь с ветерком. О деньгах ни слова. Все что ли отдал? Ну, в аэропорту рассчитается, значит в аэропорту. Поворот на кольцо проскочили. Только когда Веточкин сказал об этом, водила начал, матерясь, сдавать назад. Лихие маневры он совершал в пятидесяти метрах от будки ДПС и Веточкин молился, лишь бы не остановили снова. Кольцевая дорога была пуста. Криворуков ехал медленно, но так криво, мечась с полосы на полосу, что, казалось, лавирует между невидимыми препятствиями. Однажды Веточкин подумал, что Криворуков вообще уснул, так как автомобиль начал угрожающе приближаться к бетонному разделительному бордюру. Хотел, было, уже дернуть шофера за рукав, но тот вовремя опомнился, крутанул руль вправо. Все пятьдесят километров Аким Акимович мысленно держался за сердце. В боковом кармане уже нащупал баночку с валидолом, но за лесом, слава Богу, показались огни аэропорта. Неужели доедем? Впереди, перед въездом на стояночную площадку, небольшое скопление машин. Задняя стремительно приближалась, хотя видно было, что она стоит на месте. - Тормози!- крикнул Веточкин. Водила дернулся всем телом. «Волга» завизжала тугими покрышками, застучала мотором, но ее продолжало нести по мокрому асфальту. Веточкин зажмурился. Легкий толчок. Вроде бы жив. Из передних «Жигулей» вылезли кавказцы. Криворуков вновь задраил окна. - Чего надо? Кроме нецензурной брани, Веточкин ничего разобрать не мог. - Слегка поцеловал, подумаешь!- оправдывался таксист. Один из южан сходил к «Жигулям», вернулся с бейсбольной битой. - Сейчас технику повредят,- вздохнул Криворуков,- придется выходить. Веточкин сидел ни жив, ни мертв. Он очень боялся кавказцев. А физиономии, нависшие над незадачливым водителем такси, походили на те, что показывают в репортажах из «горячих точек». Пропади оно все пропадом! Он тихо открыл дверцу, схватил с заднего сиденья сумку и незаметно выбрался из «Волги». Пригибаясь, посеменил к тротуару. За грузовиком, почувствовал себя увереннее и быстрым шагом направился в аэропорт. О деньгах вспомнил только у электронного табло вылетов и прилетов. Я ничего шоферу не должен?- спросила честная советская совесть.- Нет. Ну и ладно. Там сейчас, вероятно, драка, милиция. На самолет опоздаю. Рейс 5970, Домодедово-Анталия. Регистрация уже началась. Сектора 42-48. Веточкин пристроился в конец самой короткой очереди. Публика была одета легко и красиво. Он в своем черном пиджаке, серых брюках и стоптанных осенних ботинках чувствовал себя изгоем. Да еще ободранная спортивная сумка с надписью «Динамо». В такой эти расфуфыренные граждане постеснялись бы, наверное, хранить гвозди. Его очередь почти не двигалась. Что за безобразие! начал нервничать Веточкин, видя, как справа и слева, граждане быстро получают посадочные талоны и счастливые растворяются в недрах аэровокзала. Неожиданно народ перед Акимом Акимовичем рассосался, и он оказался у регистрационной стойки. Протянул девушке в синей форме билет. Та взглянула и швырнула обратно. - В чем дело?- изумился Веточкин. - Глаза разуйте. - Не понимаю. - Здесь регистрация только бизнес-класса. Что за народ! Те, что перед вами топтались, такие же недоделанные. Написано же на табло «бизнес-класс». Нет, стоят! Веточкин давно уже не вступал ни с кем в пререкания. Разве что коллегами. А тут не удержался: - Хамка… муравьиная царица. - Что!? Сейчас милицию вызову и вас с рейса снимут. Ой! испугался Аким Акимович, опять милиция. Он прикинул, что в кармане у него осталось всего двести долларов, и отошел в сторону. Полчаса изнывал в соседней очереди. Здесь представительница авиакомпании оказалась более вежливой, но потребовала сдать багаж. Как же я обойдусь без бутербродов?- замялся Веточкин. Деньги забыл, но бутылку водки и нарезку докторской с черным хлебом положил первым делом. - Не могу. - Не задерживайте, гражданин. С таким баулом вас никто в самолет не пустит. Какой баул? Обычное «Динамо». Что ты будешь делать! Расстегнул молнию, выудил пакет с продуктами, завернул его в снятый пиджак, поставил сумку на транспортер. Получив посадочный талон, принялся его изучать, но так ничего и не понял. - Куда идти-то? - Сектор «В». В секторе «В» ему велели снять часы, ботинки и поясной ремень. Асфальтовые выходные брюки были ему широки в поясе, и он удерживал их правым мизинцем. Левой рукой сжимал под мышкой пиджак со снедью. За «подковой» орудовала металлоискателем неулыбчивая тетя, похожая на прапорщицу. Сначала бесцеремонно облапила его, будто в борделе, потом велела поднять вверх передние конечности. Задача оказалась не из легких. Засунул сверток под подбородок, освободившейся рукой попытался ухватить брючную петельку. Да как-то неловко все получилось. Штаны свалились на пол. На обозрение гражданам были представлены полосатые семейные трусы с перекрученной на поясе резинкой и тоненькие волосатые ножки. Граждане заржали. Аким Акимович совсем растерялся и выронил кулек. Бутерброды упали, разумеется, колбасой вниз, а бутылка покатилась по скользкому линолеумному покрытию к лестнице. - Эй, эй, эй!- запричитал Веточкин и, чуть не сбив с ног прапорщицу, запрыгал в спущенных штанах за посудиной. - Держи ее!- гоготала публика. Даже в таком незавидном положении, Аким Акимович почти настиг беглянку, но поллитровка сорвалась с первой ступеньки, а на третьей жалобно звякнув, распространила в помещении запах ядреной сивухи. Аким Акимович не являлся алкоголиком, однако к национальному напитку, как и все россияне, относился с большим трепетом. Он загрустил у осколков, словно над подстреленным браконьерами лебедем. На паспортном контроле худой парень в синем кителе долго крутил вихрастой головой и бросал на Веточкина нехорошие взгляды. - С какой целью едете в Турцию?- спросил он грозно. Веточкин растерялся. Действительно, зачем я туда еду? Кх-м. Так ничего и, не сказав, он как-то глупо мотнул головой и замычал. - Понятно, глухонемой,- резюмировал пограничник.- Одни уроды за границу прутся. Потом удивляемся, почему Россию на мировой арене не уважают. Подписи владельца нет. - У? - У-у,- передразнил парень.- Больше без подписи не пропущу. Иди, убогий. - И хлопнул печатью так, что задрожали стекла в его будке. Веточкин не понял, за что облаял его пограничник. Но в голубом длинном зале, где пахло как-то по-особенному, по-заграничному у него быстро щелкнул тумблер и он забыл обо всех неприятностях. А уж возле Duty Free вообще растаял. Ходил по магазинчику долго, внимательно изучая ассортимент. Примерился к красивой бутылке виски. - А где у вас тут обменник? - Цены указанны в долларах. И ничего ж себе! Это ж почти полторы тысячи рублей. Поставил пузатую красавицу на полку, но, уже дойдя до выхода, махнул рукой. Пусть будет все прилично. Окончательно расщедрившись, приобрел блок Марлборо и заморскую шоколадку. Счастливый, как никогда, вернулся в зал. Народу было много, но никто не толкался, не пихался и, как показалось Веточкину, граждане смотрели друг на друга более приветливо, не так как там, за паспортным контролем. Возле эскалатора стоял прозрачный стеклянный короб, до половины заполненный купюрами. Рублями, долларами, евро. В основном мелкого достоинства. На коробе ничего не было написано, но пассажиры подходи к нему, и бросали свои кровные. - На что жертвуете?- поинтересовался он у дамы бальзаковского возраста, засовывающей в узкую щель десятидолларовую бумажку. Дама жевала жвачку и переливалась дорогими украшениями. - Откуда я знаю,- пожала плечами пассажирка,- собирают, значит нужно. Я что хуже других? Удивительный русский народ! Облапошивают его на каждом шагу, а он все не меняется. Впрочем, пришел к умозаключению Веточкин, люди никогда не меняются. Со временем они лишь навешивают на себя новые маски. Раз собирают, значит нужно. Аким Акимович нащупал в кармане сдачу и вынул две зеленые пятерки с изображением американского президента. Не торопясь, опустил в ящик. Пусть будет все красиво. Место в «Боинге» досталось ему неудобное, посередине салона, напротив перегородки - даже в иллюминатор не поглядишь. Похоже, у него одного не работал телевизор, который вынимался из-под кресла. Дождавшись завтрака, откупорил виски, развернул шоколадку. -Распивать спиртные напитки запрещено,- сказала стюардесса.- Если желаете, можете приобрести у нас. За десять долларов ему протянули на четверть заполненный пластиковый стаканчик. Что это, в самом деле? Пришлось тащиться в туалетную комнату и пить виски из горлышка, чокнувшись со своим отражением в зеркале. Другие российские граждане по туалетам не бегали-разливали спиртные напитки втихую. А где-то над Крымом и вовсе стесняться перестали. Стюардессы только вздыхали и укоризненно мотали головами. Веточкин перезнакомился со всеми своими соседями, которые стали называть его Акимычем. И все были такие хорошие, такие добрые, такие родные! «Я настоящий московский пролетарий»,- говорил Веточкин. «За московского пролетария!»- поднимали стаканы граждане, по виду - разнокалиберные буржуи. « Я ни разу не был за границей. Пусть будет все красиво». «Красиво!» - ревели пассажиры. Как хорошо- то! - блаженно откинулся на спинку кресла Веточкин.- А ведь еще и до заграницы не долетели. Он чувствовал внутреннюю свободу, какую не ощущал никогда. Словно вырвался из капкана. Чудеса. Веточкин зажмурился и тихо затянул: «Ночь светла, над рекой тихо светит луна…». «И блестит серебром голубая волна»,- поддержали туристы. Вскоре грянул весь «Боинг»: «Темный лес, там, в тиши изумрудных ветвей, звонких песен своих не поет соловей…» На глаза Веточкина навернулись слезы. Вот тебе и единство противоположностей. Почему дома-то мы, русские, все порознь, словно враги!? Очнулся Веточкин от сильной встряски. Самолет начал резко и шумно тормозить, будто цеплялся за землю не резиновыми колесами, а когтями. Сидел он на унитазе в тесной будке. В ногах валялась пустая бутылка из-под виски. Вот сюрприз-то! Глянул на себя в зеркало. Красным был не только его длинный нос, но и уши. Лоб же избороздили фиолетовые полосы. Неужели все приснилось? Нет, то, что выпивал в туалете, ясно. А единство противоположностей? А дружное исполнение пассажирами его любимого романса «Милый друг»? Дождался полной остановки лайнера, взялся за ручку двери. Заперто! Из салона доносились веселые голоса, топот, хлопанье полок. Еще не хватало обратно улететь в Домодедово! Забарабанил в дверь: - Эй, помогите! - Чего орешь?- раздалось за переборкой.- Задвижку открой. Повернул рычажок, выбрался на свободу. Никто не обращал на него никакого внимания. Значит, все приснилось. А жаль. Или, может, нет? Стюардесса у открытого люка сдвинула густые брови, покривилась: - Пожилой человек, а безобразничаете, как в опере. Стыдно. В опере Веточкин никогда не был, но ему стало стыдно. Не приснилось? А чего граждане тогда опять какие-то не такие? Зал прилета оказался большим и пустым. Пассажиры с рейса 5970 торопливо потянулись к будкам, на которых были нарисованы доллары и евро. Какая-то тетка с тремя детьми отпихнула Веточкина в сторону, так что он чуть не перелетел через железное ограждение. Окошек было много, и у каждого образовалась длинная, нервная очередь. Аким Акимович подошел к урне и закурил. - Пятьсот баксов,- бросил ему на ходу ушастый мальчуган. - Что?- не понял Веточкин. - Штраф за курение. Аким Акимович чуть не проглотил Марлборо. Он сразу и не заметил, что над урной висела красная табличка с перечеркнутой сигаретой. Он читал, что Турция упорно стремится в Евросоюз, где курить теперь можно, разве что, у себя на кухне, но такого подвоха от нее не ожидал. С него содрали двадцать долларов за визу и без всяких расспросов пропустили через таможню. Подхватил с транспортера свою синюю сумку и вышел на улицу. Анталия встретила Веточкина тяжелой жарой и запахами неведомых растений. Вот она Малая Азия! Любимый край римских и византийских императоров. Колыбель православия. Прищурился на солнышко. Где-то там, на западе Царьград-Константинополь. Сколько воевали за него русские цари, да все бестолку. Впрочем, Николашка ввязался в Первую мировую из-за того, что союзники посулили ему, в случае победы, Великий город. Не было бы войны, не случилась пролетарская революция. Только где они теперь, пролетарские завоевания? Тумблер опять щелкнул и он повеселел. У турагентши в желтой, канареечной рубашке, подвязанной полосатым галстучком, робко поинтересовался можно ли курить на улице. - Даже нужно!- улыбнулась симпатичная девушка по имени Катя. Нужно! обрадовался Аким Акимович и выцедил сразу две сигареты. Взялся и за третью, но его пригласили в автобус. Несмотря на настоятельные попытки водителя в строгом костюме забрать у него сумку и положить в багажный отсек, втащил ее в салон. Пить хотелось страшно, а внизу, под электробритвой была припасена бутылка Нарзана. Автобус мягко тронулся, Веточкин расстегнул молнию. Но пальцы никак не могли нащупать ничего похожего на стекло. Напротив, ему попадались какие-то тряпки. Уцепил одну из них, вынул на свет божий. - Что это?- изумился вслух Веточкин, демонстрируя окружающим белый лифчик с потертыми чашечками. - Не зна-а-аем,- захихикала Катя, игриво на что-то намекая. Аким Акимович опустил лифчик на соседа, который отпрянул от него, как от змеи и вынул женские шорты. Затем пляжные шлепанцы. А еще две коробки с шоколадными яйцами «Киндер-сюрприз». - Товарищи, это не мой багаж! Мне не нужны чужие яйца. Пришлось возвращаться в аэропорт. Свою сумку Веточкин так и не нашел, а чужую сдал. Причем, брать-то назад не хотели - не знаем, говорят, ничего. А зачем она ему, набитая лифчиками! Турки - они и есть турки. Впрочем, сам виноват, на бирку следовало посмотреть. В чем теперь купаться, в семейных трусах? Да кто же знал, что у кого-то, кроме него, еще осталось «Динамо»! Туристы с рейса 5970 давно разъехались по отелям и Веточкина везли в поселок Текирова на микроавтобусе одного, словно буржуя. Это ему понравилось. Главное, документы на месте и… целых сто двадцать долларов. Его сопровождала молоденькая представительница турфирмы по имени Светочка. С трогательным заволжским оканьем она, рассказывала об острове Черепаха, туннеле Желаний и Белом море, коим турки окрестили Средиземное. Аким Акимович вконец разомлел и поинтересовался - чем занимается Светочка вечером. Светочка погрозила пальчиком и порекомендовала Веточкину непременно съездить на экскурсию в Демре - Миры Ликийские, где находится церковь Святого Николая. Понятно, огорчился Аким Акимович, в моем возрасте только грехи замаливать. Но Светочка взволновала его. В ней была какая-то изюминка. Забродившая изюминка, с привкусом горького шоколада. Когда в женщинах этого нет, твердо знал Веточкин, они совершенно безлики и неинтересны. Жизнь с ними напоминает скучную дорогу по степи, в конце которой такой же скучный и пустой финал. А еще от Светочкиной шеи пахло зелеными персиками, а от волос исходил аромат настоянного на травах горного ветерка. Ах! Голова у Акима Акимовича давно так не кружилась. Он чувствовал, что жизнь заново пускает корни и распрямляет зеленые листья в каждой его клеточке, каждой молекуле. И электроны вокруг атомов вращаются совершенно безудержно и в обратную сторону. Куда делись его осторожность и стеснительность? - И все же, позвольте поинтересоваться вашими планами на вечер,- прохрипел он, получая ключ от номера на рецепшене. Светочка сделала губки бантиком, поправила полосатый галстучек на рубашке. -Вы настойчивый. Нам запрещено …заводить знакомства с клиентами,- девушка оценивающе обвела взглядом фигуру пожилого московского пролетария, словно теперь видела его впервые. Конечно, я смешон на курорте в таком наряде, догадался Веточкин. - Жарко,- сказал он, снимая пиджак рязанского покроя. - А чем вы вообще занимаетесь?- вдруг прищурилась барышня. - В типографии… - промямлил Аким Акимович, не думая о последствиях такого откровения.- В издательском доме тружусь. Но Светочка почему-то восприняла все по-своему. - Вы владелец издательского дома!? На все что угодно был готов Веточкин, лишь бы не разочаровать эту юную прелестницу. Только бы не вспугнуть, как синичку на окошке. Один неверный шаг и ищи ее потом, Светочку. Никогда не заблестят интересом ее синие, будто выточенные из оникса глазки при встрече с ним. Оникс… Мрамор, только полупрозрачный. Мутный камень. На секунду Веточкин замешался. Как там, у классика - глаза зеркало души? Чепуха. На свои бы посмотрел, а потом выражался! Год назад Веточкину торжественно вручили несколько акций издательского дома. Буржуйские уловки, конечно, место этим бумажкам на помойке или в суде, на процессе по расследованию злодеяний антинародного режима. И все же… - Можно и так сказать,- загадочно поводил он мыском черного осеннего ботинка по ковровой дорожке. Светочку словно подменили. Она подхватила Акима Акимовича под руку, оттянула к разлапистой пальме в кадке, что стояла возле туалета. Усадила на диванчик с турецкими подушками. - Ну, рассказывайте. У вас большая квартира, наверное, в Москве? Аким Акимович пожевал одеревеневшими вдруг губами, взглянул на две винные бочки у стойки бара. Выпить бы, тогда и врать легче. Он не хотел врать своей Клеопатре, как он окрестил для себя Светочку, но теперь уже другого выхода не было. Твой последний шанс - бесконца печаталась в голове мысль, словно газета в типографской машине. - Синичкина!- заорал от входных дверей парень в такой же желтой рубашке, как и у Светочки.- Где тебя черти носят? Ехать пора. Девушка капризно передернула плечиками. - Работаю по разным туристическим направлениям,- пояснила она Акиму Акимовичу.- Вечером на Кубу. Через десять дней вернусь. Встретимся. Она игриво взяла Веточкина за ладошку, повернула внутренней стороной к себе, чтобы разглядеть номер на зажатом пальцами ключе. Кивнула. А напоследок…Веточкина обдало даже не горным воздухом, а альпийским водопадом. Она нежно поцеловала его в щечку. И улетела. Птичка-синичка. Веточкин зажмурился. Целых десять дней блаженного томления! Любовь, конечно, набор биохимических реакций, стимулирующих синтез половых гормонов. Но до чего они приятны! Правда, со временем эти реакции сопровождаются выделением все большего количества сероводорода. Втянул ноздрями воздух, однако запаха сероводорода не почувствовал. В стеклянном холле висел плотный, как туман аромат кофе. Ах! Хорошо! Перед ним топтался маленький турок в зеленом форменном пиджаке и таком же зеленом, круглом колпаке. Резинка от головного убора сильно стягивала подбородок, от чего он казался разрезанным надвое. - Чемодан давай,- улыбался турок.- Провожать в номер буду. - Сам найду, не надо, товарищ. - Чемодан давай,- не унимался тот. - Нет чемодана, пропал,- вздохнул, вспомнив о своей беде Веточкин. - Пропал,- повторил, словно попугай половой.- Чемодан давай. - Тьфу, ты. Только пиджак остался. - Пиджак,- кивнул турок. Выхватил из рук Веточкина шерстяной комок и кивнул - пошли. - Ну, веди - согласился Аким Акимович.- Видно, крепко тебя капитализм за горло держит. Чуть что не так, сразу на улицу. - Капитализм,- заржал половой. Отельный мальчик усадил Веточкина в электрокар и медленно повез по заросшим диковинными растениями дорожкам. Гигантские сосны, пронизывающие своими стволами крыши корпусов, лохматые эвкалипты, грецкие орехи, магнолии. А, главное, апельсины. Веточкин млел от апельсинов, но ни разу не видел, как они растут. А тут с деревьев свисали целые оранжевые гроздья. И на горизонте, за макушками высоченных пихт, вершины остроконечных гор. Рай земной! Номер оказался просторным, чистым, да еще с балконом. Акиму Акимовичу показалось, что он даже больше его московской квартирки. А Светочка думает, что у него в столице хоромы. От возникшего перед глазами образа Синичкиной, Веточкину стало совсем хорошо. Впрочем, этот образ и не исчезал никуда. Только по дороге он прятался за ветвями деревьев, в зарослях роз, переливался радугой в струях поливных фонтанчиков. А здесь он вновь оказался рядом. - Спасибо,- принял из рук турчонка свой пиджак Аким Акимович. Но турок, почему-то не уходил. Смотрел ему прямо в глаза и вращал белками. Чаевые, догадался Веточкин. Полез в карман и вынул кучу российской мелочи. Половой взвесил на ладони горсть меди и серебра, а потом высыпал на широченную кровать - мол, такого добра не надо. - Доллар давай,- ухмыльнулся работник отеля. В Веточкине взыграли патриотические чувства. Ах ты, прислужник империалистов, Родину мою не уважаешь?! Скоро с поклоном рубли будете принимать. Поднимется Россия с колен. Так - то! Но вслух ничего не произнес. Снова порылся в карманах и развел руками. Десятидолларовую купюру отдавать было жалко. Сдачу-то ведь не сдаст. Состроив презрительную гримасу, и махнув рукой, турок пошел к двери. Веточкин нагнал его уже на нижней веранде. Протянул турчонку десять баксов, похлопал по плечу. Пусть будет все красиво! Россия, это вам - не ваша грядка с апельсинами. Знай наших. На лестнице, между этажами увидел тележку консьержки. Озираясь по сторонам, стащил из нее кусок мыла, флакончик шампуня, одноразовую бритву и бутылку воды. А что прикажете делать, коли вещи потеряны? С разочарованием обнаружил все эти причиндалы в своей туалетной комнате. Сервис! Изучил бумажки, выданные вместе с ключами на рецепшене. До ужина оставалось полчаса. Решил пройтись по территории отеля. Опять великолепные вековые сосны с черными стволами, розы и упоительный воздух. Повсюду русская речь. Такое ощущение, что не выезжал из России. Правда, говор далеко не московский. «Гы» и «кы» преобладали над другими звуками. Подошел к вольеру с черепашками. Крупное пресмыкающееся пытался оседлать мальчуган лет трех от роду. С лопаткой в руках. - Она нэ едить,- капризничал малыш.- Ма-ама, дай ей конфетку. Мамаша в ядовито зеленом купальнике сидела рядом за пластмассовым столиком и потягивала красное вино. - Ей нэльзя сладкого, у ей понос будеть,- отвечала она. - Пущай будеть,- упорствовал мальчик и вдруг переключился на Веточкина, который безмятежно наклонился над вольерчиком.- А чегой-то этот дядя в черном пихжаке и серых штанах? Аким Акимович растянулся в улыбке и хотел уже поведать соотечественникам о своих злоключениях в аэропорту, но мальчик опередил его. Зачерпнул лопаткой песочек и сыпанул прямо в глаза Веточкину. Ой!- воскликнул Аким Акимович и схватился за лицо. Не песок, а угли толченные. - Да так нельзя,- услышал он,- папа заругаеть. Когда продрал кулаками глаза, мамаша тащила упирающегося ребенка прочь. Ни «извините», ни предложения о помощи. Невежливо. «Папа заругаеть». А сама-то что? В ближайшем туалете умывальники оккупировали какие-то бритоголовые лбы с золотыми цепями. Они сморкались, плевались в фарфоровые раковины и говорили о какой-то стрелке. - Песок в глаза попал,- попытался поторопить их Веточкин. - А ты в унитазе прополощись,- посоветовал один из лбов.- Ну, совки, нигде от вас спасу нет. Видит ведь, люди делом заняты, нет, влезть надо. Двери в ресторан открылись ровно в половине восьмого. Очередь, выстроившаяся возле них, как по свистку, ломонулась внутрь и растеклась по огромному залу, заставленному большими блюдами со снедью. Подобного изобилия Веточкин никогда в жизни не видел. Зачем было толкаться?- удивился он. На три голодных полка еды хватит. И сам, будто обезумел. Накладывал в тарелку все подряд. Как не попробовать этого кулинарного чуда? А такого? С тремя полными тарелками уселся на открытой площадке под номером «С». За длинным столом уже кушала семья. -Приятного аппетита,- поприветствовал Веточкин. -Угу,- мотнул носом глава семейства, не отрываясь от куриной ножки. Напротив него ели клубнику и черешню дети. По виду первоклашки, может чуть младше. -Выбирай ягоды покрупнее,- с рациональностью донецкого шахтера советовал братец сестренке,- мелкие пусть крысы грызут. А у нас за большие уплочено. -Правильно,- похвалил разумного отпрыска папа.- Бери кусок пожирнее, пока другие не схватили. После ужина - по ананасовому мороженному и спать. А мне нужно книгу закончить. В горло Веточкина с трудом пролезла семга под майонезом - что же ты за книгу пишешь, когда детям такое советуешь? Насытившись до изумления, Аким Акимович вышел на пляж, к морю. От спокойной воды тянуло йодом и солью. Слава богу, здесь родной речи не слышно, поймал себя на мысли Веточкин. Он с тревогой ждал захода солнца - вино и крепкие напитки на каждом шагу и бесплатно. Сейчас соотечественники напьются и устроят какой-нибудь дебош. Но ни в тот вечер, ни потом Аким Акимович не видел пьяных. Ну, почти не видел. И пришел к удивительному выводу - россияне напиваются только на родине. Аура что ли у нашей земли такая? Или магнитные поля какие? Загадка. Уселся под гирляндой разноцветных лампочек. К микрофону у изумрудного платана подошел смуглый человек с электрогитарой, подключил кабели. Негромко и красиво запел. Рядом, за столиками ему внимали пожилые немцы. В их спокойном окружении Аким Акимович чувствовал себя комфортно. Официант принес Веточкину бокал белого вина, хотя он просил красного, с поклоном поставил на белоснежную скатерть, заменил пепельницу. Никто не навязывался за его столик, не просил свободные стулья, хотя народ прибывал и прибывал. Жизненное пространство Веточкина было незыблемо, свято. Он чувствовал себя человеком и мечтал о Светочке Синичкиной. Ночью Аким Акимович не спал. Мучился животом, проклиная себя за невоздержанность в еде. Желудочные лекарства остались в пропавшей сумке. Только с рассветом забылся тяжелым сном, а проснулся от нецензурных выражений, доносившихся из соседнего номера. И почему рядом с немцами не поселили? - непатриотично поморщился Веточкин и пошел бриться. Блаженствуя среди сверкающих зеркал и кафеля в ровном матовом освещении, соскреб с лица колючую растительность и вспомнил, что у него нет одеколона. Хоть бы граммуличку! Лицо, обветренное горячим турецким солнцем, горело. Не придумав ничего другого, вышел из номера и постучал в соседнюю дверь. Она отворилась сама, потому как была не заперта. В точно таком же номере, как и у него, в кресле сидел человек. Его ноги лежали на журнальном столике, который был заставлен бутылками, тарелками с фруктами и, кажется, бараньими ребрами. Рыжий, словно соседский кот Шурик из пятой квартиры, он потягивал вино и смотрел телевизор. Веточкину стало неловко. Он подобострастно скрючил пальцы, протянул их в сторону незнакомца и закашлялся: -Извините, у вас одеколончика не найдется? Горю весь, сил нет. Мужчина обернулся. Лицом он напоминал сову. Нос, правда, не такой крючковатый, но тоже, хищный. -Кого я вижу!- радостно всплеснул руками рыжий. Вино из его бокала пролилось на ковер. -Мы…вроде бы, не знакомы. -Все мы, русские, за границей родственники. От нашего племени запах особый исходит, советский. Вы разве еще не заметили? -Мне бы одеколона. -Выпейте лучше вина. А если душа позволяет, виски. -Вы не правильно меня поняли. -А как же понять русского человека, когда он вламывается к соседу ни свет, ни заря, и просит одеколона? -Простите за беспокойство,- решил ретироваться Веточкин.- Поищу в другом месте. -Не надо!- резко поднялся рыжий. Он и телом походил на птицу - круглое, толстое туловище, короткие ручки и ножки. Подскочил к Акиму Акимовичу, окинул придирчивым взглядом, протянул широкую ладонь.- Евгений Причиталов. Кореша Причиндалом кличут. Да что с них, неразумных взять? Впрочем, и причиндалами меня матушка-природа не обидела. Еще никто не жаловался. Аким Акимович почувствовал что-то неладное и попятился к двери. Но рыжий вцепился в рукав его рубашки. -Для вас просто Жора. Садитесь. На запястье Жоры красовалась кривая татуировка: «Не забуду мать родную!» А чуть ниже что-то навроде куска колючей проволоки. Уголовник! Ужас, какой! -По-о-озвольте,- с трудом отцепил крепкую клешню Веточкин и, выскочил на веранду. В круглосуточном баре потребовал водки. Бармен настойчиво пытался влить в стаканчик еще и апельсинового сока, но после яростных протестов Веточкина ограничился двумя вишнями. Ягоды Аким Акимович выбросил в урну, а сам направился со стаканом в туалет, где с удовольствием протер лицо водкой. В зеркале увидел стоящего за спиной уборщика. Турок щерился и тыкал в небо большим пальцем. -Добрый дэн! С утр выпил и вес дэн свободен. Ха-ха. Руссо туристо. Нет бы турецкого пролетария, чему-нибудь приличному научили. Несколько дней Веточкин провалялся на пляже, и ничего особенного с ним не произошло. Разве что парашютистка на канате свалилась ему прямо на голову, и Аким Акимович чуть не утонул. Отделался шишкой на темечке и очередным расстройством желудка от трех литров морской водицы. Да ребенок написал на его единственные выходные брюки, оставленные на лежаке. В свободное же от неприятностей время Веточкин думал о Клеопатре.Жора издали вежливо раскланивался с Акимом Акимовичем, но не подходил. На четвертые сутки Веточкин не выдержал сам. Ему необходимо было поделиться своими переживаниями. Когда солнце скрылось за вершиной Олимпуса, подошел к Жориной двери прислонил к ней ухо. Может и не уголовник вовсе? -Товарищ Причиталов, вы дома? Из-за двери высунулась волосатая лапа и втащила его внутрь. -Товарищи на баррикадах, а здесь одни отщепенцы. Получив полный стакан виски, Веточкин выложил Причиндалу все - и о своем пролетарском происхождении, и о выигрыше в лотерею, и о Светочке Синичкиной. -Тяжелый случай,- посочувствовал Жора. - Радуйтесь - ваше положение безнадежно. Веточкин сдвинул брови и попытался осмыслить сомнительное изречение. -Чему же здесь радоваться? -Не приходится изводить себя пустыми терзаниями. А главное - когда кажется, что все потерянно, природа обязательно дает хороший шанс. Последний. Она не любит тупиков. Кстати, сегодня вечером торжественное мероприятие, а вы выглядите как отставной секретарь горкома. Шорты что ли купите. -Мероприятие? -Вашему покорному слуге сегодня стукнуло полвека. Зафрахтовал «Посейдон» на всю ночь. Поплывем в бухту Клеопатры. Там и отметим юбилей. Она недалеко, за мысом. Клеопатра…прикусил губу Веточкин, надо же. Какой-то знак свыше. -Или вот что,- почесал толстое брюшко Жора,- давайте деньги, я сам в лавку схожу. А то приобретете одеяние турецкого дервиша, Светочка засмеет. Он растопырил пальцы, прищурил один глаз. Точно назвал размеры Веточкина. И скрылся за дверью, даже не взяв у Акима Акимовича денег. Веточкин сделал полный глоток и задумался. Чего Жора так о нем беспокоится? Причиталов-Причиндалов. А!- сверкнула догадка, гомосексуалист. Точно! Заманит на корабль, а там и надругается. Хотя, гомосексуалисты, вроде бы, юношами интересуются. Зачем ему мои увядшие чресла? Извращенец. Бежать, непременно бежать. Пулей вылетел из номера, скрылся в своем. Щелкнул до отказа замком. Затаился в туалете, зачем-то включил фен. Может, охрану вызвать? Выкурил две сигареты. Немного успокоившись, выбрался из убежища и остолбенел. На кровати сидел Жора. У его ног лежал большой бежевый пакет. -Дверь была заперта,- спокойно давил он на кнопки телевизионного пульта,- я через балкон. Ничего? Вот, переодевайтесь,- и подтолкнул к Веточкину пакет. -Подарков не принимаем,- надменно вскинул голову Аким Акимович. -Не дурите,- устало поморщился Жора.- Вы меня не возбуждаете. Здесь ровно на сто ваших баксов. Веточкин похлопал себя по карманам, но Причиталов указал головой на тумбочку, где лежала его стодолларовая купюра. -Идеалист, а видите в людях только плохое. Стыдно. Он сгреб с тумбочки деньги и положил в нагрудный карман. Второй раз за поездку Веточкину сделалось стыдно. В самом деле, разучились мы доверять людям. Если тебе делают что-то хорошее, жди подвоха. В новом, пахнущем фруктовой жвачкой облачении, Веточкин ощущал себя другим человеком. Уверенным и помолодевшим. Бриджи с карманами и молниями, такая же светлая футболка. В тон им и носки, и легкие кроссовки. Европеец, мать твою! Одежда, как окрас у животных или бабочек, определяет манеру поведения и формирует характер, сделал вывод Веточкин. Светло-коричневый кораблик «Посейдон» с тремя железными мачтами нетерпеливо покачивался на волнах. На его палубе было полно народу. Все-иностранцы. -Кто эти люди?- поинтересовался Аким Акимович у Жоры. -Откуда я знаю,- пожал он плечами.- Попросил турок пригласить приличных людей, чтобы нескучно было. На Причиталова никто не обращал должного внимания. Тогда он выхватил из ведерка со льдом бутылку шампанского, выстрелил пробкой, обдав иноземцев густой пеной, и взобрался на борт: -Тихо, граждане, я Причиталов. У меня бездей. Я сегодня хозяин на корабле! -При-при-чи-и-и-талов!- загомонили пожилые европейцы и дружно затянули «Хепи бездей». -То-то,- удовлетворенно крикнул Жора. Вскоре, на лихо разрезающем волны «Посейдоне», сменили «пластинку» и окрестные берега взбудоражил писклявый, но дерзкий голос Глюкозы: «…вот и залетела, ла-ла-ла, ла!». Иноземцы пустились в пляс. Нравятся наши песни, гордился Веточкин, хотя дома на дух не переносил попсу. То-то! Танцуйте, мироеды, под нашу дудку. А откуда у Причиталова такие деньжищи на массовые развлечения? Плюнул и сам задергал сначала руками, потом ногами. А когда выпил шампанского, вообще начал выписывать невообразимые кренделя. Жора зааплодировал. В объятия Веточкина бросилась грудастая немка. Она трясла персями так, что чуть не сбила его с ног. В бухте, где корабль бросил якорь, Причиталов подтащил упирающегося Акима Акимовича к борту, указал на скалу, похожую на голову ящерицы. -Голова Клеопатры. Во всяком случае, так когда-то показалось Цезарю. Хорошенько запомните это место, Аким Акимович. Может быть, отсюда начнется ваш светлый путь. Светочка! Он совсем забыл о Синичкиной, какой позор. Но скала вовсе не походила на ее прекрасный профиль. Впрочем, как и на чей-нибудь еще. Или так кажется только под этим углом зрения? Веточкин скинул кроссовки и прямо в одежде прыгнул за борт. Пловцом в юности он был отменным, да и теперь не потерял навыков. Вынырнув из тяжелой соленой пучины, по-моржовьи отфыркнулся, увидел, как с корабля вслед за ним сиганула полногрудая немка. В воду, уже по лестнице, полезли остальные участники торжественного мероприятия. Жора же стоял на палубе, скрестив руки на груди, словно сфинкс. Начинало темнеть. Аким Акимович заплыл на середину залива, лег на тихую воду, взглянул на загорающиеся звезды. Хорошо, прилично! Рядом с ним молча покачивалась на легких волнах немка. Веточкин перевернулся, оттолкнулся левой рукой и поплыл к голове ящерицы. Возле ее основания выбрался на пологие камни, поднялся еще чуть выше, к небольшой сосенке, окинул взглядом залив. Красота! Растянулся прямо на камнях. К нему подсела немка. Приподняла его голову, положила на свои колени. Веточкин не сопротивлялся. Ему было просто хорошо. Над морем поднималась небольшая, острая и кривая, как турецкий клинок, луна. Веточкин мелодично запел: «…В эту ночь при луне, на чужой стороне, милый друг, нежный друг, вспоминай обо мне». Немка подтягивала мелодию мычанием. -Как тебя хоть зовут, красавица?- не отрываясь от месяца, спросил Аким Акимович. Она поняла. -Эльза. И больше ни слова, чтобы не нарушать душевного умиротворения Веточкина. Он же думал о Светочке, и как ни странно, Эльза своим присутствием ему в этом не мешала. Не была лишней рядом с его мечтами. Над бухтой Клеопатры воцарилась ночь, на «Посейдоне» вновь заиграла музыка, иноземцы пустились в пляс. Пора обратно. Аким Акимович взял Эльзу за руку, повел в воду. Взобравшись на корабль, Веточкин спросил у Жоры: -Вы то что? -Плавать не умею,- протянул он ему мясо на шампуре. Странно, подумал Аким Акимович, ему казалось, что Причиталов способен на все. Причиталов…Неинтересная фамилия и совершенно ему не подходит. Так же как и тело с лицом. Началось настоящее буйство. Турки умело заводили публику, и палуба просто трещала под ногами пляшущих туристов. -Скучное у вас имя,- кричал в ухо Веточкину Жора,- позвольте, я буду называть вас Би Шеном. - Не позволю. Почему Би Шеном? -Китайский первопечатник. Ваш коллега по цеху. Кажется, Жора напился, решил Аким Акимович. Как бы в подтверждение его мыслей, Причиталов влез на борт и, подражая одному из членов команды, невероятно пластичному парню, принялся также лихо скакать и вертеть задом. Но турок-то держался за канаты, а Жора балансировал руками в воздухе. И, конечно, сорвался. Даже сквозь громыхающую музыку, Веточкин услышал, как шлепнулось грузное тело в море. Иноземцы заржали. Только Эльза испуганно схватила Акима Акимовича за плечо. Он же плавать не умеет! Кроссовок Веточкин уже не скидывал. Не глядя, махнул за борт, да зацепился за канат, а потому больно ударился о воду лицом. Открыл глаза. Где он? Свет с палубы пробивался метра на два, а залив был глубокий. Возле днища корабля увидел Жорину голову. Она изумленно моргала и пускала пузыри. И стремительно опускалась вниз. Удар о воду сбил дыхание. Воздуха не хватит, чтобы донырнуть. Веточкин всплыл на поверхность, наполнил до отказа легкие. Рядом плавали и ныряли турки. Метрах в трех от себя заметил Эльзу. Она кивнула. Аким Акимович сделал рывок и устремился в мрачные воды. Краем глаза заметил, что в стороне погружается и немка. Причем стремительно, гораздо быстрее его. Глубина под килем, слава богу, оказалось небольшой. Среди камней заметил знакомый ботинок. Эльза уже ухватила Причиндала за волосы. Молодец, баба! Так, втроем и всплыли. Среди иностранцев нашелся доктор. Искусственное дыхание и массаж груди быстро вернули Жору к жизни. Он обвел присутствующих диким взглядом и спросил: -Кто вы? Торжественное мероприятие пришлось свернуть. Жора категорически отказался ехать в больницу и Веточкин всю ночь продежурил у его постели в номере. На рассвете Причиталов поднял голову. -Спасибо, дорогой Би Шен, никогда не забуду. Для меня моя жизнь, поверьте, стоит недорого. Но есть люди, которым она еще необходима. Кстати, вы читали «Графа Монтекристо»? Верите в сказочные клады? Бредит, подумал Веточкин, но все же ответил: -Я слишком долго жил, чтобы верить в сказки. -А зря. Несколько дней Аким Акимович не видел Жору. Сам к нему в номер не заходил - неловко как-то было своим присутствием напоминать человеку о неприятном происшествии. Гулял по парку, гурманил в отельных ресторанчиках, пил легкое турецкое вино. И всегда рядом с ним находилась молчаливая Эльза Венцель. Ничего он к ней не испытывал, но не гнал, а она и не уходила. Однако стал замечать, что светлый образ Светочки Синичкиной в его сердце затуманивается. Будто Олимпус на закате. Утром в пятницу он обнаружил в своей двери записку: «Дорогой, Би Шен! Обстоятельства вынудили меня уехать раньше времени. Еще раз спасибо за спасенную жизнь. Но моя благодарность была бы неполной, если бы я ограничился только словами. Бухта Клеопатры стала для меня новой точкой отсчета, искренне хочу, чтобы таковой онастала и для Вас. Сделайте, пожалуйста, так как я прошу. Ночью (обязательно ночью!) доберитесь до бухты. Под корнями сосны, у которой вы сидели с Эльзой, вы найдете серебряный портсигар. Он и все, что внутри - ваше. Удачи, московский пролетарий. И позвольте напомнить вам прописную истину - любить нужно только тех, кто любит вас. Хоть это и непросто. Привет Эльзе». Совсем плохо человеку стало, вздохнул Веточкин. Еще бы - почти четыре минуты без кислорода. Еще неизвестно, какие потом будут последствия. Ночью, в бухту Клеопатры! Портсигар под корнями…Жаль, вроде бы неплохой он мужик, этот Жора, а спятил. За завтраком протянул записку Эльзе, будто она умела читать по-русски. Фрау Венцель внимательно изучила письмо, аккуратно сложила и спрятала в сумочку. -Ферштендлих. Пойми этих женщин, да еще импортных. Что тебе «ферштендлих»? Ясно ей, а мне ничего не ясно. После ужина невежливо попрощался с Эльзой и завалился спать. Ворочался как на гвоздях. В час ночи вышел на балкон, закурил. Среди сосен болталась луна, где-то у банановой пальмы трещали цикады. И как я до этой бухты ночью доберусь? Придумают, ведь! Быстро оделся и вышел из номера. Мимо охраны на воротах, напоминающих триумфальную арку, продефилировал неспешно, задумчиво, словно решал математическую задачу. Охрана никак не отреагировала - мало ли по ночам чудаков шастает. В кармане лежали последние десять долларов, но такси нигде не было видно. И что скажешь - везите в бухту Клеопатры? Туда и дороги, поди, нет. В психушку отвезут. Поселок Текирова светился огнями. Людей на улицах почти не было. До бухты на корабле плыли минут двадцать, прикидывал Веточкин, значит от отеля, по прямой, не больше четырех-пяти километров. Прибавил шагу, выбрался на трассу. Навстречу опасно неслись автомобили с зажженными фарами, и Аким Акимович вынужден был идти по обочине. Изодрал о какие-то колючки все ноги, а дорога в горах все петляла и петляла. Наконец, не выдержал, встал на шоссе и вытянул руку. Сразу остановился пустой автобус. «Бухта Клеопатры»- коротко бросил он водителю. - О, бич? Аким Акимович обиделся. -Да никакой я не бич. У меня деньги есть. Протянул десять баксов. Водитель помотал головой и указал на спуск среди сосен. «Клеопатра бич». Ночь стояла яркая, и тропу хорошо было видно. Как сам-то не догадался? И по расстоянию подходит. Спускался, чуть ли не кубарем и проклинал Причиталова. За такие подарочки нужно под суд отдавать. Не мог сам вручить, деятель! Когда ноги сплошь покрылись синяками, а в глазах забегали белые мушки, он выбрался к заливу. На спокойном море блестела лунная дорожка, прямо уходящая к голове Клеопатры. Поверху идти? Там не только ноги, шею сломаешь. Разделся и вошел в воду. Она была теплая, словно молоко. Снова щелкнул тумблер и Веточкин повеселел. Рай земной. Когда-то в этой бухте покачивались на волнах корабли Цезаря! Аким Акимовичем почувствовал себя римским императором. А что там за мысом? Лодка? Нет, показалось. Легко вошел в воду и бесшумно поплыл вдоль «шеи» египетской царицы. От суши старался не отдаляться. Хоть и говорят, что здесь нет акул, а страшновато. Вот и сосенка, у которой он дремал на коленях у Эльзы. Эльза…Что за человек, чего ей надо? Выбрался на берег и раскинул руки. Хорошо, красиво! Ну, что там Жора приготовил? Интересно, все же. Может, пистолет, чтобы я застрелился и не мучился? Потрогал сосенку за ствол, потом опустился на колени. Ничего нет. Под камнями искать нужно, сообразил Веточкин. Граф Монтекристо, блин. Камни летели от Акима Акимовича, как из-под копыт бешеного скакуна. Обманул, апологет, решил посмеяться над несчастным пролетарием! Только под квадратным, похожим на большой кирпич, валуном нащупал сверток. Развернул черный полиэтиленовый пакет. В нем лежали увесистый серебряный портсигар и фонарик. Спустился к морю, устроился у скалы, нажал кнопку. Луч от фонаря заметался по округе. Наконец, остановился на портсигаре. Щелчок. Между серебряными створками - две бумажки и кольцо с белым увесистым камнем. Развернул первую бумажку, прочитал: «Не сердитесь, Аким Акимович, что заставил совершить ночную прогулку. Днем вы бы не получили столь острых ощущений. А теперь бухта Клеопатры запомнится вам на всю жизнь. Может, я и сумасшедший, но это моя небольшая прихоть. Деньги честные, не волнуйтесь. Можете получить их в любое время. Перстень для Эльзы. Нижайший ей поклон. И вам, разумеется тоже. Ж.П.» «Ж.П.»-пожевал губами Веточкин. А, где же деньги? Развернул другую бумажку, зеленую. Между непонятными словами на английском, от руки вписанная цифра- 300.000. Сладко потянуло за левым желудочком, но тут произошло нечто невообразимое. Залив вспыхнул огнями, и Акима Акимовича ослепили мощные прожекторы. -Рук назад, посылк вперед, на колен!- орал кто-то в мегафон. -Не сопротивляйтесь, Веточкин,- раздался голос, без какого либо акцента,- вас поймали с поличным. Веточкин и не собирался сопротивляться. С каким «поличным»? Ах, Акиша, влип ты в нехорошую историю! В наручниках его привезли в Анталию, закрыли в тесной, но чистой комнатке. Над столом висела табличка- «Интерпол». Наконец, появился молодой, но совершенно лысый человек в таком же черном пиджаке, как и у него, только более приличном. -Сами все расскажите или будем упираться? -Что все это значит?- возмутился Аким Акимович. Лысый поморщился: -Не ломайте извилины, они вам еще пригодятся. Кстати, почему вас зовут так странно - Аким Акимович? Косоворотка с лохматой веревкой. -Не ваше дело. -Грубим. Ладно.- И вдруг парень в пиджаке сорвался на крик.- Куда кокаин подевал!? Деньги по легкому решил срубить? Море, пляж, девочки. Посмотрите на себя - из вас любовник, как из рыбьей чешуи каша. А еще пролетарий! Вы же ни на что не способны. Вы зюзя. А если завтра народное восстание? Вас, Веточкин, запишут в дезертиры и расстреляют из пневматической винтовки. Будете умирать медленно и мучительно, как собака. -Не трогайте мою политическую ориентацию!- возмутился Аким Акимович. Даже за несколько дней вне родины, он научился относиться к себе более уважительно. -Мне до вашей ориентации, в том числе и политической, как до созвездия Рака - тысячу лет со скоростью света и все боком. Где наркотики!? Почему «боком»»- не понял Веточкин, но тут в комнату быстрым шагом вошел седой пожилой мужчина с усталым лицом, за ним турецкий полицейский и… кто бы мог подумать - Светочка! Пожилой махнул рукой, и лысый немедленно удалился. Светочка лично сняла с Акима Акимовича наручники и приветливо улыбнулась. -Извините,- сказал пожилой. - Турецкие коллеги поторопились. Путаница вышла. Нам ничего не оставалось делать, как принять участие в операции. Иначе было бы хуже. Для вас. Веточкин с изумлением слушал российского представителя Интерпола. Все началось с того, что Аким Акимович перепутал багаж. В сумке «Динамо», которую он схватил по ошибке, наркокурьер вез героин. Курьера вели еще из Ташкента, в целях выявления каналов сбыта. -Но в Анталии сумку взяли вы,- объяснял седой,- и мы подумали, что так и задумано. Один доставил товар в Турцию, другой принял эстафету. Каково же было удивление полицейских, когда Веточкин вернул посылку с героином. Почувствовал неладное, решили интерполовцы. И установили за ним слежку. Тот же, настоящий наркокурьер, как в воду канул. -С моей сумкой,- вздохнул Веточкин. -Так точно. Однако наблюдение за вами не дало никаких результатов. -Еще бы. - На след курьера мы все же вышли. Проверили по своим каналам - вы кристально честный человек. И вдруг странное письмо Причиталова. Неужели ошиблись? Мы знали, что вы спасли его во время морской прогулки. И все же подумали - шифрованное письмо. На задержание идти не хотели, рано. Но настояли турецкие коллеги. Турецкий полицейский, видимо, ни слова не понимавший по- русски, стоял, как истукан и сверлил Веточкина тяжелым взглядом. -Сегодня утром арестован настоящий наркокурьер. Он уже во всем сознался. Так чего же вы голову мне морочите?- хотел крикнуть Веточкин.- Лысого с обидными словами подсылаете! Но повернулся к Светочке. -Значит, вы ненастоящая? -Настоящая. Только из другого теста,- засмеялась Синичкина.- Да и вы не владелец издательского дома. -Угу. А Эльза? -Что Эльза?- не понял пожилой. - Фрау Венцель настоящая или тоже…? Светочка взяла его за руку. - По поводу фрау Венцель можете быть спокойны. Веточкина еще никто не отпускал, но он встал и направился к двери. -Подождите,- окликнул его пожилой. -Чего же еще? Интерполовец протягивал ему раскрытый портсигар с двумя бумажками и золотым перстнем внутри. -Это ваше. Причиталов вас не обманул. Деньги честные. Он владелец крупного предприятия в Сибири. Надо же, подумал Веточкин, а я и не спросил, откуда Жора родом. Ему предложили машину, но он отказался. Подумаешь 70 километров! Есть о чем поразмыслить по дороге. У входа в отель его ждала Эльза. Бросилась к нему на шею, заплакала. -Ну, будет, люди кругом, - не отстраняя, пожурил ее Аким Акимович. И вдруг пощупал за грудь. Настоящая? Вроде ничего, сойдет. Да уж, прокатился на курорт. Вот тебе и бухта Клеопатры! Спасибо, египетская царица, любимая женщина Цезаря.
|
